ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКИЙ ДЕБЮТ



Гаус Э.В.


Нахождение объектов и построение «Я».

Обзор классических теорий и современный взгляд


Аннотация. В данной статье речь идет о соотношении классического и современного подходов к проблеме нахождения объектов в раннем детстве и построения «Я» как основы личности, воспринимающей реальность с ее взаимосвязями. Рассматриваются теории М. Кляйн, М. Балинта и Х. Кохута. Автор рассматривает данную проблематику с точки зрения подхода. В заключение приводится пример эффективности данного подхода в психотерапии современных клиентов.

Ключевые слова: объектные отношения, построение «Я», интерсубъективный подход, пересмотр теории объектных отношений.


Abstract. This article is about construction of Self and includes consideration of classical and modern approach to finding of objects in the early childhood and further forming of the personality which perceives reality with its interrelations. The author analyzes the theories of M. Klein, M. Balint and H. Kohut. Further, author considers this perspective from the point of view of intersubjective approach. In the conclusion, readers can find the example of efficiency of this approach’s using in psychotherapy of modern clients.

Key words: object relations, construction of Self, inter-subjective approach, revision of the theory of the object relations.


Жизнь младенца – это чередование голода (холода и других раздражающих стимулов) и сна. Негативные стимулы вызывают состояние напряжения и тем самым стремление избавиться от напряжения. С насыщением исчезает чувство голода и наступает сон, когда стимуляция значительно уменьшается. В психоанализе есть предположение, что первое представление об объектах должно зарождаться в состоянии голода. Когда появляются зачатки позднейших функций Эго, младенец начинает понимать, что для облегчения его напряжения извне производятся какие-то действия, тогда и возникает первое устремление к объектам. Объектное отношение столь примитивного типа существует до тех пор, пока объект отсутствует. С появлением объекта устремление к нему угасает и наступает сон.

До учреждения «первого объекта» младенец физически зависит от людей, сохраняющих и поддерживающих его жизнь. Тем не менее, объектами в полной мере они не являются, т.к. на данном этапе младенец способен чувствовать лишь напряжение и последующую релаксацию. Первое осознание и «память» об объекте приходят при возникновении желания чего-то знакомого, но отсутствующего в данный момент. Здесь возникает первичный человеческий конфликт: «хочу релаксации – мне это приятно» – «влечет к стимулам, неудовлетворенность рождает неприятие, тревогу и стресс». Таким образом, тяга к стимулам становится ложным путем попытки избавиться от них и желаний. Именно это, вероятно, имеется в виду, когда порой говорят, что ненависть древнее любви, что было описано в классической работе Мелани Кляйн «Зависть и благодарность» [2]. Однако, нет в подлинном смысле ни любви, ни ненависти по отношению к первичным объектам, скорее объектные отношения – это недифференцированные предтечи обеих. Происхождение «Я» и чувства реальности – это две стороны одного процесса. В психоанализе и психотерапии «Я» непременно связывают с чувством реальности. Представление о реальности, в свою очередь, включает Эго-концепцию. Мы личности настолько, насколько ощущаем свою обособленность и отличие от других, учитывая окружающие реалии.

Таким образом, внутренние объекты на каком-то этапе нашего развития становятся «фундаментом» закладки нашего «Я», мы учимся отделять себя от стимулов при помощи чувства реальности, неудовлетворенности или насыщения. Последующие интроекты этих объектов во многом определяют особенности нашей личности, внутренних конфликтов, представлений о себе и мире.

Сам же термин «объект» используется в связи с понятием влечения. Объект (предмет, человек в целом, частичный человек, фантазия) служит для удовлетворения потребности, снятия напряжения, вызванного ею. У Фрейда этот термин впервые появляется в «Трех очерках по теории сексуальности» и используется для толкования сексуальных влечений [11].

Понятие «объектное отношение» также встречается у Фрейда, но, разрабатывая психологию индивидуального организма, он все же не уделяет особого внимания отношениям человека, понимая их лишь с позиции самого субъекта. Объектное отношение означает взаимозависимость, т.е. влияние субъекта на объекты и обратное влияние – объектов на личность. Проблема объекта и объектных отношений является предметом исследования многих психоаналитиков. Мы же рассмотрим взгляды М. Кляйн, Х. Кохута и М. Балинта как иллюстрации классического подхода к данной теме.


1. Английская школа объектных отношений М. Кляйн

Мелани Кляйн (1882–1960) большое значение придает доэдипальным стадиям развития индивида, на которых явно прослеживаются как объектные отношения, так и элементарные защитные механизмы. Эти выводы Кляйн противоречат и классическим, и более современным взглядам психоаналитиков на процесс развития ребенка.

Она обнаруживает, что уже на ранних стадиях развития наблюдаются такие проявления Я и Сверх-Я, которые Фрейд относил к более поздним стадиям, например, к фаллической. В книге 1932 г. «Психоанализ детей» и в более поздних своих работах «Печаль и ее отношение к маниакально-депрессивным состояниям» (1940), «Заметки о некоторых шизоидных механизмах» (1946) она показала, что уже с самого рождения у ребенка обнаруживаются два противоположных инстинкта – влечение к жизни и влечение к смерти [3]. Влечение к смерти воспринимается младенцем как преследование, поэтому, чтобы справиться с этим страхом, он обороняется с помощью примитивных защитных механизмов. Значит ли это, что у младенца с самого рождения существует элементарное ощущение собственного Я? М. Кляйн отвечает на этот вопрос утвердительно. Она пишет о том, что для совладания с собственными страхами ребенок использует два механизма – проекцию и интроекцию. Первый позволяет выносить все неприятное вовне, а второй – вбирать все приятное в себя. Проекция отрицательного опыта, равно как интроекция положительного, происходит с помощью объектов, первым из которых для ребенка является грудь матери. Для осуществления этих операций ребенок расщепляет частичный объект – грудь матери на «хороший» (питающая, принимающая) и «плохой» (нападающая, поглощающая). Проекция влечения к смерти происходит благодаря вынесению на «плохой» объект своих агрессивных импульсов. Интернализация «хорошего» объекта способствует формированию и развитию «Я». «Благодаря интроекции хорошей груди ребенок не только чувствует себя комфортно и счастливо, но также начинает накапливать в "Я" позитивные объекты, благодаря чему он усиливается и становится все более способным справляться с требованиями, которые предъявляются ему как изнутри, так и извне. Благодаря проекции негативных качеств на грудь ребенок чувствует себя более свободно, и это помогает ему сохранить свое внутреннее ощущение безопасности» [7]. Все эти процессы наблюдаются в первые месяцы жизни ребенка, которые относятся к паранойяльно-шизоидной стадии развития. Кляйн подчеркивает, что обозначение стадий с помощью терминов, заимствованных из психиатрии, указывает лишь на природу отношений, страхов и защитных механизмов в этот период и не имеет отношения к патологии.

В дальнейшем (на депрессивной стадии) ребенок под воздействием позитивных впечатлений узнает, что хорошая и плохая грудь относятся к одному и тому же объекту. С этого момента он начитает интегрировать объект целиком и как хороший, и как плохой. Проработка чувства страха на предыдущей стадии развития (до 4-месячного возраста) позволяет ребенку справляться со своей тревожностью, не прибегая к расщеплению. Восприятие частичного объекта заменяется восприятием целостного объекта – матери. Затем ребенок начинает учитывать и других людей, прежде всего, своего отца, и этим закладывается основание Эдипова комплекса.

Сначала родители воспринимаются как единое целое, каким-то образом сочетаясь в представлениях ребенка. В процессе дифференциации фигур матери и отца у ребенка начинают возникать чувства ревности, зависти и автономии. Преобладание положительных переживаний в опыте ребенка приводит к тому, что он прорабатывает свои страхи, возникшие на Эдиповой стадии, прибегая не к защитам, а к реалистической оценке действительности и удовлетворению.

2. Проблема базисного дефекта объектных отношений и его роль в формировании «Я» в работах М. Балинта

Микаэл Балинт интересовался тем, насколько возможно работать с людьми, имеющими более существенные проблемы, чем трудности эдипальной стадии развития. Для решения этого вопроса он предлагает различать несколько психических уровней: сферу эдипального конфликта, сферу базисного дефекта и сферу созидания.

Особенностями эдипального уровня выступают наличие тройственных отношений между «Я» и двумя другими объектами, а также возможность существования между ними конфликта. Психотерапевтическая работа с такими клиентами строится на общих основаниях с использованием «конвенционального, общепринятого языка, или языка взрослых» [12].

Второй уровень носит название уровня базисного дефекта. Балинт специально подчеркивает, что речь идет не о конфликте, позиции или комплексе, а именно о дефекте. Особенностями этого уровня являются наличие диадных отношений, а также обнаружение дефекта, который напоминает «изъян», некое нарушение в психическом аппарате, дефицит, который должен быть восполнен [1]. Язык взрослых (интерпретации) оказывается неприемлемым для общения с клиентами, имеющими базисный дефект. Особые приемы, применяемые аналитиком (в частности, невербальная коммуникация) позволяют создать для клиента такие условия, при которых он сможет использовать аналитика в качестве первичного объекта, довериться ему, познать себя с помощью другого человека, посредством «целебной силы объектных отношений» [8].


3. Анализ самости в работах Х. Кохута

Нормальное психическое развитие ребенка строится на благоприятных отношениях с ближайшим окружением. Интроекция образов родителей позволяет ребенку ощущать свое совершенство, величие, состоятельность.

Травматические недостатки Я-объектов, отсутствие эмпатии могут приводить к серьезным нарушениям личности, что характерно для людей с нарциссическим типом характера. Это клиенты, которых нелегко было описать в терминах теории влечений, или Эго-психологии (в силу негибкости психологических защит), или теории объектных отношений (в силу активизации внутренних объектов, от которых пациент неадекватно сепарировался).

Вместо переполненности примитивными интроекциями они жаловались на пустоту – скорее, на отсутствие внутренних объектов, чем на захваченность ими. У этих людей отсутствовали внутренняя мотивация, ориентирующие ценности и смысл жизни. Такие пациенты классифицировались как нарциссические личности, люди с внутренними сомнениями в собственной ценности и неустойчивым самоуважением. По впечатлениям аналитика, они отличались безразличием, скукой, неопределенным раздражением, обесцениванием психотерапевта, его недооценкой или переоценкой.

Х. Кохут сформулировал новую теорию Я, объясняя возможные нарушения и особенности развития следствием взросления без объектов. Изменился подход к анализу личности. Центральным его элементом становится «Я», образы-Я (сэлф-репрезентации), самоуважение. С этих позиций последователи Кохута стали рассматривать любого человека (а не только нарциссического) и выделять стремление к самоуважению, наличию чувства связанности, непрерывности. Защита стала рассматриваться не только как средство против тревоги, вызванной ID, Ego, Super-Ego, но и как способ поддержания непротиворечивого, позитивного чувства собственного «Я» [4].

Подведем краткий итог исследованию объектных отношений и построения «Я» в классических теориях.

1. Фрагментарное восприятие матери и груди на начальных этапах развития у ребенка, затем, при положительном исходе, целостное восприятие родителей (М. Кляйн).

2. Проблема базисного дефекта диадных отношений. Излечение его в анализе, при условии, что терапевт сможет в диалогическом ключе выстроить диадные отношения с пациентом и стать для него первичным объектом (М. Балинт).

3. Я-объекты и их дефицит в построении «Я» и развитие нарциссической личностной позиции (Х. Кохут).

Перейдем к современному пересмотру классических взглядов на данную проблематику. Известный финский психоаналитик В. Тэхкэ приводит ряд причин появления «взрослообразных» неверных истолкований в связи с трудностями, свойственными тем методам, посредством которых добывается психоаналитическое знание о раннем развитии. По его мнению, те предположения, которые приписывают психологические познания и функции новорожденному младенцу, относятся больше к области веры, нежели знания, и связаны с потребностью аналитиков понять мир опыта субъективно допсихологического младенца или тяжело больного психотического пациента, при неспособности постигать внутренний мир другого человека, не используя представление о его Собственном Я. Все это приводит, по мнению В.Тэхкэ, к так называемому «мифу первичного Собственного Я», повсеместно распространенному в психоаналитических теориях раннего развития психики, примеры действия которого представлены, например: 

    1. «концепцией о частичных объектах»;
    2. постулированием очень ранних форм тревоги или первичных проективных и интроективных механизмов;
    3. рассмотрением реакции улыбки младенца как социального феномена;
    4. постулатом о желании слиться с матерью;
    5. путанием хаоса с творчеством в хаотическом восприятии; 
    6. полаганием, что посредством генетических интерпретаций можно приблизиться и вступить в контакт с человеком, регрессировавшим к допсихологическому существованию [10, 15].

Современные психоаналитики «все более единодушны в том, что при изучении психической жизни ребенка важна концепция межличностных и объектных отношений, и что нельзя говорить об одном только младенце, поскольку и биология, и общество диктуют, чтобы аффективная (инстинктивная) жизнь младенца регулировалась диадой «мать-дитя». С этой точки зрения становится невозможным определить количество влечения или аффекта, ибо то, что является конституциональным, всегда и тотчас взаимодействует с поведением опекающего лица в смысле проявления этих наклонностей» [9]. Поэтому современные психоаналитики при исследовании обстоятельств возникновения психического заболевания скорее должны искать изменения в окружении и в объектных отношениях, т.е. использовать клинический, а не метапсихологический способ объяснения.

В свете построения новых моделей психоанализа следует также отметить одну из самых современных его версий – интерсубъективный подход, создатели которого пытаются найти новый психоаналитический язык, подвергая критическому переосмыслению основные психоаналитические концепции. Психоанализ, считают они, это наука об интерсубъективности, фокусом которой является взаимодействие наблюдателя и объекта наблюдения, а единственной реальностью, релевантной и доступной для психоаналитического исследования (т.е. эмпатии и интроспекции), является субъективная реальность пациента, субъективная реальность аналитика, а также психологическое поле, создаваемое в результате их взаимодействия [6]. При этом они заменяют теорию «оптимальной фрустрации» концепцией «оптимальной эмпатии», «оптимальной откликаемости», или аффективной настройки, считая, что «неустанная абстиненция со стороны аналитика может серьезно исказить терапевтический диалог, провоцируя бурные конфликты, которые являются в большей степени артефактом позиции терапевта, чем подлинной манифестацией изначальной психопатологии пациента» [8]. Авторы интерсубъективного подхода отказываются и от «археологической модели» психоанализа Фрейда, согласно которой психоанализ представляется как техника раскапывания бессознательного и прояснения все более глубоких его уровней, следуя которой придерживающиеся фрейдовской точки зрения аналитики рассматривали свою работу в основном как реконструкцию того, что когда-то существовало, а затем было похоронено при помощи вытеснения. Согласно же авторам интерсубъективного подхода, «перенос – это не регрессия к предшествующей стадии, не смещение из прошлого, но скорее выражение продолжающегося влияния организующих принципов и образов, которые выкристоваллизовались из ранних, формирующих переживаний пациента» [13, 14]. Поэтому перенос рассматривается ими не как биологически детерминированная тенденция повторения прошлого, но скорее как проявление универсального психологического стремления организовывать опыт и конструировать смыслы. Таким образом, мы подходим к более точному и детальному пониманию «Я» – истории его построения, особенностей формирования, его активности и проявленности – в интерсубъективном анализе.

В заключение приведем пример интерсубъективного построения «Я» из книги Алис Миллер «Драма одаренного ребенка и поиск собственного "Я"». Автор пишет о том, что только в случае теплых диадных отношений «мать-дитя», межличностного взаимодействия «родители-ребенок» может сформироваться здоровая личность с «сильным» интегрированным Эго. Если же этого не происходит, и ребенок растет в атмосфере эмоционального отчуждения, «это приводит к превращению ребенка в "псевдоличность", развивается мнимое "Я"» [5]. Ребенок старается угодить вечно недовольным или эмоционально холодным родителям и развивает в себе ложные качества и реакции, запрещает себе переживать негативные эмоции и проживать неприемлемые чувства. Его подлинное «Я» остается в зачаточном состоянии. В результате такие пациенты жалуются на внутреннюю пустоту, отсутствие смысла жизни, неприкаянность.

Таким образом, в психоанализе, возможно, обратить пациента к его истинному «Я» посредством реконструкции и изменения интерсубъективных отношений, которые были значимы для него в детстве и оказали влияние на всю последующую жизнь.


ЛИТЕРАТУРА


    1. Балинт М. Базисный дефект. – М.: Когито-Центр, 2002. – 256 с.
    2. Кляйн Мелани. Зависть и благодарность. Исследование бессознательных источников.  СПб: Б.С.К., 1997.  96 с.
    3. Кляйн М., Айзекс С., Райвери Дж., Хайманн П. Развитие в психоанализе. – М.: Академический проект, 2001.
    4. Кохут Х. Анализ самости. Системный подход к лечению нарциссических нарушений личности. – М.: Когито-Центр, 2003. – 368 с.
    5. Миллер Алис. Драма одаренного ребенка и поиск собственного Я.  М.: Академический проект, 2015.  139 с.
    6. Огден Томас. Мечты и интерпретации. – М.: Независимая фирма «Класс», 2001.  160 с. (Библиотека психологии и психотерапии, вып. 91).
    7. Ризенберг Р. Творчество Мелани Кляйн // Энциклопедия глубинной психологии. Т. 3. – М.: Когито-Центр, 2002. С. 84124.
    8. Столороу Р., Брандшафт Б., Атвуд Д. Клинический психоанализ. Интерсубъективный подход. – М., 1999. – С. 26.
    9. Тайсон Ф., Тайсон Р. Психоаналитические теории развития. – Екатеринбург: Деловая книга, 1998. – 528 с.
    10. Тэхкэ В. Психика и ее лечение. Психоаналитический подход. – М.: Академический Проект, 2001. – Гл. 6. Застой в психоаналитическом лечении.
    11. Фрейд З. Малое собрание сочинений.  СПб: Азбука, Азбука-Аттикус, 2011.  992 с.
    12. Хоффмайстер М. Вклад Микаэла Балинта в теорию и метод психоанализа // Энциклопедия глубинной психологии. – Т. 3. – М.: Когито-Центр, 2002. – С. 125177.
    13. Хьелл Л., Зиглер Д. Теории личности. – СПб: Питер, 1997.
    14. Шмидбауэр В. Вытеснение и другие защитные механизмы // Энциклопедия глубинной психологии. Т. 1. – М.: ЗАО МГ Менеджмент, 1998. – С. 289295.
    15. Шторк Й. Психическое развитие маленького ребенка с психоаналитической точки зрения // Энциклопедия глубинной психологии. Т. 2. – М.: Когито-Центр, 2001. – С. 134198.