Сабина Шпильрейн-Шефтель – Максу Эйтингону, 24. VIII. 1927.

Перевод с английского Филатова Ф.Р. © 2016

С.Н. Шпильрейн

М.Е. Эйтингон

[Дорогой] господин доктор,1

если бы Вы только знали, как я сожалею, что не смогу увидеться со всеми Вами на конгрессе 1–3 сентября!2 Главным препятствием этому стала моя милая дочурка одного года от роду, которую я не могу ни оставить здесь, ни взять с собой. Однако я должна отчитаться перед нашим объединением о нашей деятельности здесь, в Северо-Кавказском регионе.

Интерес к психоанализу у нас очень распространён, однако поверхностен. Люди «не находят времени», чтобы посвятить себя данному предмету, ибо первоочередное значение имеют более жизненные, «практические» интересы. Официальный представитель психиатрической клиники Ростова-на-Дону3 высоко ценит достижения психоанализа, однако предупреждает о «преувеличениях» в сфере сексуальности. Ассистенты клиники применяют анализ в своей практике – и при этом все они, по существу, являются его противниками.

Ведь судьба анализа – что вполне понятно с точки зрения теории об инстинктах – такова, что мы встречаем сопротивление именно тогда, когда подходим к делу с наивысшей страстью. Так, в России мы столкнулись с совершенно неоправданным сопротивлением, неизвестным за рубежом; эта позиция обусловлена страхом перед тем, что психоанализ, «дитя капиталистического государственного строя», якобы попирает интересы рабочих классов. Психоанализ обвиняют в том, что он всё сводит к сексуальности и тем самым уничтожает достижения Маркса, который, как известно, объясняет все явления социально-экономическими отношениями. Здесь имеет место величайшая ошибка, которую невозможно объяснить в нескольких строках: учения Фрейда и Маркса вовсе не являются взаимоисключающими и могут мирно сосуществовать. Некоторые наши сотрудники, как, например, профессор Рейснер4, молодой профессор Лурия5, ныне покойная доктор Розенталь6 и другие уже говорили и писали об этом. Также психоанализ упрекают в значительной степени субъективизма и мистицизма; поэтому он якобы противоречит требованиям биологического течения в новой русской физиологии, известного под названием «рефлексология» (г. Ленинград), или «реактология» (г. Москва). Данной точки зрения придерживаются, в том числе, светила российской науки, поэтому нам приходилось бороться с такими оппонентами, как профессор Бехтерев7 из г. Ленинграда, профессор Hackebusch8 из г. Киева и другими. Профессор Вульф9 и профессор Лурия вступили в поистине горячую схватку. В конце концов, я также посчитала необходимым выступить в здешнем Обществе неврологии и психиатрии с докладом на тему рефлексотерапии и психоанализа. В данном докладе я обратила внимание на то, насколько мало субъективизма или мистицизма в учении Фрейда, а также на то, что значительная доля изложенного Фрейдом в его учении материала уже нашла своё подтверждение в биологической психологии или «рефлексологии».

Зимой этого года мне было поручено проведение двух курсов на тему «Значение психоанализа для исследования ребёнка». Эти курсы имели своей целью повышение квалификации школьных врачей и врачей в детских садах. Один курс был предназначен для врачей города Ростова, второй – для врачей Северного Кавказа в целом. Каждый курс состоял из 6-часовой теоретической и следовавшей за ней практической части. В практической части я демонстрировала психологические исследования детей, основанные на психоанализе, проведённые мной в школьной амбулатории, школе и в детском саду. Если позволяло время, я также проводила с врачами-слушателями курсов ассоциативный эксперимент Юнга. Лекции и демонстрации вызвали большой интерес. Несмотря на это, мне не удалось избежать обычных упрёков, с которыми приходится иметь дело каждому, кто при исследовании детской психики не желает слепо руководствоваться шкалой умственного развития Бине-Симона. Не стоит приводить здесь подробное описание использованного мной метода исследования, поскольку через несколько дней я представлю на рассмотрение посвящённую данному методу работу, которая выйдет в ближайшее время. Более года назад я получила от доктора Кронбаха10 из Америки дружеское предложение о литературном сотрудничестве. Я до сих пор не ответила на его письмо, поскольку продолжительное время страдала малярией и не решалась ничего предпринимать. Однако я выразила молчаливое согласие с его предложением: я собрала необходимый материал, обработала его и представила в виде доклада в педагогическом обществе Северо-Кавказского университета в г. Ростове-на-Дону. Доклад называется «Результаты исследований анимистических представлений у детей в возрасте от 3 до 14 лет в гг. Москва и Ростов-на-Дону». Доклад я здесь не печатаю, поскольку намереваюсь обработать результаты исследования в тексте для доктора Кронбаха.11

Если Вы встретитесь с доктором Кронбахом на конгрессе, дорогой доктор, пожалуйста, будьте так любезны и сообщите ему об этом. Я напишу ему в скором времени. Я заранее приношу ему свои извинения и обещаю предоставить работу для публикации так скоро, как только это будет возможно (гонорар будет направлен Венскому журналу психоанализа. Если будет слишком поздно, можно будет напечатать этот текст в одном из наших журналов психоанализа.) К сожалению, у меня по-прежнему нет коллег в Ростове. Я всё ещё являюсь здесь только квалифицированным аналитиком, причиной чему – моё заболевание, которое расстроило все мои планы. У меня нет материальной возможности выписывать наши журналы и другую литературу, так что по этой части мы здесь оснащены крайне скудно. Мне почти удалось заказать литературу для Северо-Кавказской профилактической школьной амбулатории. Однако я снова была так безнадёжно угнетена своей болезнью, что не решилась принять предложенное мне в данной амбулатории место. Поэтому место было отдано некоему ассистенту («младшему врачу») здешней психиатрической клиники. У последнего психоанализ не в почёте. В своём курсе лекций он, правда, рассказывал о психоанализе, однако лишь с целью уделить внимание современным тенденциям. С его точки зрения, обеспечение литературой не имеет абсолютно никакого значения. – Поскольку нам так не хватает литературы, я была бы благодарна каждому коллеге за отдельную копию его работы, высланную на мой адрес.

Теперь я выздоровела и, несмотря на все трудности, настроена не так пессимистично. Думаю, что, как и в Москве, в Ростове я смогу устроиться в университет. Полагаю также, что, если у меня будет такое желание, мне доверят вести курс лекций по психоанализу. Главным препятствием в этом деле является тот факт, что наш профессор психиатрии, который хорошо меня знает, послезавтра отбывает за границу и возвращается только в ноябре.12 Если в скором времени мне всё-таки не удастся устроиться в университет – я даже не знаю, стоит ли мне сожалеть об этом: я всегда могу читать лекции по психоанализу для нескольких способных учеников в частном порядке, а также передавать им практические знания по всем правилам науки. Если же мы обретём определённое число единомышленников, то мои рекомендации относительно литературы будут иметь больший успех.

Мой отчёт об уровне развития психоанализа в Ростове представляет состояние дел в нынешнем зимнем семестре. Составленный надлежащим образом отчёт о предыдущем этапе работы я отправила ранее доктору, в настоящее время профессору, Вульфу.

Поскольку Вы, господин доктор, владеете русским языком, рекомендую Вам прочитать книгу под названием «В.Н. Волошинов. Фрейдизм. Критический очерк. Москва-Ленинград: Государственное издательство, 1927». Вы поймёте, как мало нас понимают и с какими глупыми возражениями нам ещё приходится бороться. Эту книгу мне вчера принёс мой муж.13 Настоящим я заканчиваю свой небольшой отчёт о психоанализе на Северном Кавказе. Могли бы Вы ознакомить с ним коллег в какой-нибудь сообразной форме наряду с отчётами других региональных объединений?14 Кроме того, у меня есть следующая просьба к коллегам: я была бы рада получить от них описания простых снов, в которых представлены a) автомобиль b) аэроплан c) солнце или звёзды d) погода e) пауки f) обувь g) телефон, телеграф или радио h) шляпа i) нить или пряжа. Для меня важно собрать как можно больше описаний подобных снов; по возможности, они должны быть записаны самим сновидцем до сеанса анализа. Само собой, желательно, чтобы описание снов сопровождалось их кратким анализом. При передаче описаний прошу указывать возраст, пол, профессию сновидца, а также сообщать минимальные сведения о его личной жизни. В случае если последнее невозможно, будет достаточно указания возраста, пола и профессии. Также я хотела бы знать фамилию и адрес коллеги, отправляющего описание.

Зачем мне эта коллекция сновидений? – Трудно объяснить это в нескольких словах. Меня интересует, как разные сновидцы описывают одни и те же предметы. Заранее большое спасибо.

       ––––––––––––––––––––

Теперь немного о личном.

Я страстно хочу встретиться со всеми вами – возможно, поэтому мне крайне тяжело писать. Как странно: как только я узнала, что профессор Фрейд тяжело заболел – я не смогла написать ему ни слова. Я чувствовала себя, словно в пустыне, и была будто бы скована цепями. Теперь я знаю, что профессор Фрейд поправился15, однако меня не покидает опасение, что он, вероятно, ослаб физически, а, возможно, и подавлен морально. И всё же – как дела у профессора Фрейда?

Также при известии о смерти доктора Абрахама16 я не смогла никак отозваться. Это просто ужасно. Что же я могла сказать, когда от всех меня отделяют тысячи миль, и всё же я так пламенно сопереживаю вам?

В завершение я передаю сердечный привет всем участникам конгресса, а также пожелания процветания нашему объединению. Пусть этот конгресс станет особенно успешным!

Доктор С. Шпильрейн-Шефтель.

В настоящее время: г. Ростов-на-Дону ул. Дмитровская, 33.17

Рисунок 1. Первая страница письма, начинающаяся «Sehr… Herr Doctor»

Рисунок 2. Четвертая страница письма, начинающаяся 

«Профессор Вульф и профессор Лурия вступили в поистине горячую схватку…»

Послесловие

В то время, когда Сабина Шпильрейн написала это письмо, контакт между российскими и западными психоаналитиками уже был ограничен. Российские психоаналитики могли выезжать на Запад только в исключительных случаях и при наличии специального разрешения со стороны властей. Председатель РПО Моисей Вульф и Вера Шмидт, ранее директор Московского детского дома-лаборатории, отправились на Инсбрукский Конгресс – Вульф остался на Западе.

Зимой 1928 г. Сабина Шпильрейн прочитала лекцию в Педологическом обществе Северо-Кавказского Университета г. Ростова-на-Дону. Эта захватывающая лекция с многочисленными иллюстрациями и примерами из клинических случаев была опубликована на немецком языке в 1931 г. под названием «Рисунки детей с открытыми и закрытыми глазами». Последней работой Шпильрейн, опубликованной на Западе, в «Имаго», было исследование подсознательных кинестетических идей (Spielrein, 2002 [1931]); в тот же период в Zeitschrift für psychoanalytische Pädagogik (с. 446–459) появилась краткая версия этой статьи. Помимо прочего, Шпильрейн представила разнообразные методики своей научной работы и сообщила о результатах экспериментального исследования влияния кинестетического опыта на структуру мышления детей и взрослых. Она также подробно описала различные психоаналитически ориентированные модели лечения, которые использовала в контексте жестко регулируемых условий труда в Советском Союзе. В самом начале своего доклада Шпильрейн объяснила, что будет придерживаться обычной (т.е. принятой на Западе) психологической терминологии, поскольку она, хотя и не является исчерпывающей, во всяком случае, подходит больше, чем рефлексологическая терминология созданной Иваном Павловым и Владимиром Бехтеревым школы.

По мере того, как в Советском Союзе психоанализ утрачивал легитимность, и возрастало политическое давление, даже психоаналитически ориентированные психиатры оказались склонны теоретически и технически адаптироваться к требованиям времени. В 1925 году Г.А. Скальковский и бывший член Венского психоаналитического общества Леонид Дроснес опубликовали книгу под названием «Основы детерминированных окружающей средой индивидуальных и коллективных процессов, сопровождающих развитие. Учение о гомофункции». В ней авторы предъявили себя как убежденные марксисты и попытались подкрепить свою «доктрину о гомофункции» выводами, полученными в рамках павловской рефлексологии. 13 мая 1929 г. на Первом совещании психиатров и невропатологов Северо-Кавказского края Шпильрейн произвела критический разбор «гомофункции» Скальковского и Дроснеса18, чтобы объяснить свою собственную концепцию этиологии неврозов и социальной дезадаптации (Spielrein, 2002, 335 – 344). «Учение Фрейда более перспективно, чем учения всех его противников и их последователей», – объявила она, (ibid., p. 337) – рискованное заявление!

Шпильрейн стремилась к актуализации тех аспектов учения Фрейда, которые связаны с критическим переосмыслением культуры. Несколькими десятилетиями ранее Фрейд именовал неврозы «нецелесообразным поведением» (S.E. 16, p. 378), неудачной попыткой установления контакта со своим окружением. В ее воззрениях, насколько они были опубликованы, аспект переноса сместился на второй план. По мнению Фрейда, судьба (природа) влечений зависит не только от биогенных и психогенных факторов, но также существенно от социогенных обстоятельств, или, точнее, от влияния социокультурных потребностей семейного окружения ребенка. Теперь Шпильрейн описывала отклонения от нормального развития в терминологии, тяготеющей к работам Альфреда Адлера, при этом отвергая влияние русских теоретиков, таких как Г.В. Плеханов (1856–1918).

Следуя подобным социально-психологическим концепциям, Шпильрейн двигалась в том же направлении, что и молодые психоаналитики второго поколения на Западе, которые имели социалистическую или коммунистическую ориентацию и предпринимали попытки теоретического объединения идей Фрейда и Маркса – среди них стоит упомянуть Карен Хорни, Эриха Фромма, Отто Фенихеля и Вильгельма Райха. Когда появились «Рисунки детей с открытыми и закрытыми глазами» Шпильрейн (1931), Отто Фенихель привлек внимание левых фрейдистов к этой работе, в частности, в «Секретном бюллетене» (см. Fenichel, 1998: 319f, 795).

В 1930 г. в Советском Союзе началась дискуссия о внедрении марксизма-ленинизма в науку. Параллельно с этим поднялась волна репрессий против ученых, инженеров и работников культуры (художников). В январе 1930 г. на Первом Всесоюзном конгрессе по психологии в Ленинграде «фрейдизм» был официально осужден как реакционная теория. В июле Русское Психоаналитическое Общество было расформировано; в 1933 г. психоанализ был полностью запрещен.

В 1936 г. партия приняла постановление против «педологических извращений в системе Наркомпросов», что вынудило Шпильрейн оставить работу педолога. Она смогла устроиться на неполный рабочий день на ставку школьного врача, которой едва хватало, чтобы сводить концы с концами. Ее братья Исаак, Ян и Эмиль Шпильрейны были арестованы во время сталинских чисток 1937–1938 гг., расстреляны и погребены в местах массовых захоронений.

Во время Второй мировой войны Ростов-на-Дону приобрел стратегическое значение как «ворота на Кавказ». В ходе «Операции Барбаросса» он был дважды занят немецкими войсками. В разгар летнего наступления в июле 1942 г. немецкие войска вновь захватили город. В период с 11 по 14 августа Сабина Шпильрейн и две ее дочери Рената и Ева вместе с другими евреями Ростова-на-Дону были направлены зондеркомандой 10a СС оберштурмбанфюрера Хайнца Зетцена в Змиевскую Балку в пригороде, там убиты и захоронены в братских могилах.

Сабина Рихебехер