ИСТОРИЯ ПСИХОАНАЛИЗА: НОВЫЕ МАТЕРИАЛЫ


Сабина Рихебехер


«Я страстно хочу встретиться со всеми вами…»

Письмо Сабины Шпильрейн-Шефтель Максу Эйтингону, 

24 августа 19271


Перевод с английского Филатова Ф.Р. © 2016


Аннотация. Сабина Шпильрейн (1885–1942), русско-еврейская женщина-пионер психоанализа, была высоко оценена Зигмундом Фрейдом, а позже молодыми аналитиками левого толка, такими, как Отто Фенихель, за ее творческий подход и талант формулирования новых вопросов и оригинальных исследовательских концепций (в частности, в области эго-психологии, детского анализа, лингвистики и нейропсихологии). В 1923 г. она возвратилась на родину, и с этого момента ее биография прослеживается с трудом. По этой причине тринадцать страниц рукописного письма, написанного Шпильрейн Максу Эйтингону 24 августа 1927 г. в преддверии десятого Международного психоаналитического конгресса, являются особенно радостным открытием. Сабина пишет о профессиональных и частных вопросах, и, прежде всего, мы впервые получаем сведения о позиции Шпильрейн в дискуссии по поводу взаимоотношений психоанализа и марксизма в Советском Союзе. Энергичное участие Шпильрейн во все более ожесточенных дебатах по проблемам «фрейдизма» и марксистски ориентированной науки о поведении представлено в контексте развития российского психоанализа от краткого расцвета под покровительством Троцкого до уничтожения при Сталине.

Ключевые слова: Сабина Шпильрейн, психоанализ, фрейдизм, марксизм, Макс Эйтингон.


Abstract. Sabina Spielrein (1885–1942), Russian-Jewish pioneer of psychoanalysis, was highly esteemed by Sigmund Freud, and later by young left-wing analysts like Otto Fenichel, for being a creative thinker with a talent for stimulating new questions and original research (notably in ego psychology, child analysis, linguistics and neuropsychology). When she returned to her home country in 1923, however, her traces largely disappear. For this reason, the thirteen-page handwritten letter, which Spielrein wrote to Max Eitingon on 24 August 1927, in the run up to the tenth International Psychoanalytic Congress, is a particularly welcome discovery. She reports on professional and private matters, and above all we learn for the first time something about Spielrein’s position in the disputes over the relation between psychoanalysis and Marxism in the Soviet Union. Spielrein’s spirited engagement in the increasingly acrimonious debate over ‘Freudism’ and Marx-influenced behavioural science is sketched in the context of the development of Russian psychoanalysis, from its brief flowering under Trotsky’s protection to its crushing under Stalin.

Key words: Sabina Spielrein, psychoanalysis, Freudism, Marxism, Max Eitingon


Жизнь российской еврейской женщины-психоаналитика, доктора Сабины Шпильрейн (1885–1942) к настоящему времени в большей своей части основательно изучена. Помимо официальных документов из государственных ведомств, социальных служб, университетов и т.д., сохранились многочисленные дневники, которые Сабина начала писать, ещё будучи школьницей, осенью 1896 года в родном городе Ростове-на-Дону. Частично эти дневники (1909–1912) вместе с перепиской Сабины Шпильрейн с Зигмундом Фрейдом (1909–1923) и К.Г. Юнгом (1908–1919) в 1986 году опубликовал Альдо Каротенуто в своей «Тайной симметрии» (Шпильрейн, 1986, 2003). Его книга внесла существенный вклад в дело спасения биографии Сабины Шпильрейн и, в особенности, ее работы от забвения (Шпильрейн, 1987; Овчаренко, 1999, 2004; Ljunggren, 2001; Эткинд, 1996; Richebacher, 2000, 2005, 2008, 2009а, 2009b). Последующая корреспонденция Шпильрейн с ведущими психоаналитиками её времени, такими как Отто Ранк, Эмиль Оберхольцер и Вильгельм Штекель хранится в Женеве в частном владении, наряду с сотнями страниц обширной переписки с родителями, Евой и Николаем Шпильрейнами, и братьями Сабины, Яном, Исааком и Эмилем, всё трое из которых стали успешными учеными, строившими карьеру в ещё молодом советском государстве.

Эта обширная первичная документация резко обрывается ранним летом 1923 года. Шпильрейн вернулась в Россию, а с сентября 1923 г. pаботала в Государственном психоаналитическом институте в Москве и в Русском Психоаналитическом Обществе (РПСАО, ныне РПО). 

Кое-что, касающееся ее разнообразной профессиональной деятельности в Москве в психоаналитическом институте, можно извлечь из штатных архивов структуры, ответственной за это, Наркомпроса (Народного Комиссариата по вопросам образования), а также из отчетов РПО, что регулярно появлялись в Internationale Zeitschrift für Psychoanalyse (IZ, Международном журнале Психоанализа). Она состояла во всех важных комитетах, а также участвовала в чтении лекций и проведении учебных занятий. В начале апреля 1924 года она в последний раз приняла участие в заседании РПО – в качестве Председателя. Вскоре после этого она покинула Москву, чтобы вернуться домой – в Ростов-на-Дону. Все реже появляется она в отчетах РПО, в списках членов общества – вплоть до 1930-х годов с указанием адреса: «Ростов-на-Дону, Пушкинская, 97» (последнее упоминание – в Internationale Zeitschrift за 1937, стр. 593) – это отсылка к старому адресу её родителей, семейному дому Шпильрейн, который давно уже был перестроен под коммунальные квартиры.

Но когда Шпильрейн написала письмо Максу Эйтингону в августе 1927 года, она указала другой адрес отправителя – «Дмитровская, 33». После стольких лет разлуки она снова живет вместе со своим мужем Павлом Шефтелем в его прежнем семейном доме. Следовательно, адреса российских членов в Международном журнале (IZ) больше не уточнялись, так как контакт психоаналитического руководства с Россией становился все более затрудненным. В выпуске за 1933 год лаконично значится: «В последние годы нет новостей, которые дошли бы до нас из России. Вероятно, психоанализ не фигурирует в пятилетнем плане, который всецело поглощает энергию этой своеобразной формы государственного управления» (IZ, 1933 стр. 260) Тем временем советская действительность уже превзошла подобные впечатления, ведь наступил год, когда психоанализ оказался под запретом в Советском Союзе (Miller, 1998; Klooke, 2002).

За весь заключительный период ее жизни в СССР, с лета 1923 года до самой смерти в августе 1942-го, никакие личные заметки Шпильрейн или любые другие письменные свидетельства обнаружены не были. По этой причине тринадцать страниц её письма Максу Эйтингону (24 августа 1927), написанного от руки во время подготовки к X Международному психоаналитическому конгрессу (1–3 сентября 1927, Инсбрук), стали особенно радостным открытием. Письмо написано в живой, экспрессивной манере, и сообщает профессиональные новости; прежде всего, в нем впервые в приватном контексте ясно выражено личное отношение Шпильрейн к публичным дискуссиям о связях психоанализа с марксизмом в Советском Союзе. С самого начала в России психоанализ оказался соотнесен с именем своего основателя – как «фрейдизм»; его сторонники были названы «фрейдистами». Троцкий вступил в контакт с психоаналитическими кругами еще во время своего дореволюционного пребывания в Вене, в изгнании, и, благодаря его протекции, фрейдизм пережил краткий, но захватывающий расцвет в начале 1920-х (Эткинд, 1996 [1993]).

В общем интернациональном контексте столь тесное взаимодействие с властью стало характерным именно для российского психоанализа. Поддержка официальной большевистской линии культурной политики была уникальным в своем роде явлением, что, в частности, послужило причиной неистовой критики со стороны апологетов психиатрии. Государственный Психоаналитический Институт и РПО с самого начала оказались в эпицентре напряженных политических и идеологических противоречий беззащитны и уязвимы перед меняющимся соотношением сил в пределах господствующей идеологии. Это заметно, например, в дискуссии вокруг основанного в 1921 г. психоаналитического детского дома-лаборатории в Москве, – дискуссии, которая длилась на протяжении всего срока его существования (Klooke, 2002; Эткинд, 1996).

Советская психология была чувствительным, идеологически заряженным полем, а ее сторонники – психологи и психиатры – ощущали недостаток легитимности перед лицом правящей марксистской идеологии, когда дело дошло до конфликта между интересами открытого, плюралистического сообщества исследователей и идеологическими требованиями политической линии, которые были нацелены на решение теоретических проблем новой марксистской науки о поведении (см. Lobner & Levitin, 1978; Richebacher, 2005). Как и на Западе, в кругах таких левых психоаналитиков, как Отто Фенихель и Вильгельм Райх, в Советском Союзе самими психоаналитиками предпринимались аналогичные попытки прояснить соотношение фрейдизма и марксизма, сделав его продуктивным для обеих сторон. Александр Лурия, которого Шпильрейн упомянула в письме к Эйтингону, инициировал этот процесс в 1922 г. своими лекциями «Современное состояние психоанализа» (IZ, 1922, p. 523) и «О современных тенденциях в российской психологии» (IZ, 1923, p. 114f).

Когда молодой большевистский философ Бернард Е. Быховский в конце 1923 г. опубликовал статью «О методологических основах фрейдистской теории психоанализа», в российском журнале «Под Знаменем Марксизма» пришла в движение оживлённая общественная дискуссия. Со смертью Ленина в январе 1924 г. и возрастанием личного доминирования Сталина и его лидерства в СССР, «иуда» Троцкий приобрел дурную славу, а психоанализ потерял своего покровителя (см. Nakhimovsky, 1992, p. 28). Полемика вокруг психоанализа и марксизма все больше накалялась. Ее последствия оказались более серьезными и затрагивали широкий круг вопросов. Весной 1925 г. психоанализ был подвергнут резкой критике в ходе дискуссии на тему «Психоанализ и марксизм», проходившей в Московском Доме печати. Вскоре после этого было объявлено о «ликвидации» Детского дома-лаборатории. В августе 1925 г. Государственный институт психоанализа также был закрыт постановлением Совета Народных Комиссаров Российской Федерации (РСФСР).

В самом первом выпуске немецкоязычного издания «Unter dem Banner des Marxismus» («Под знаменем марксизма», 1925), В. Юринетс повел яростную и тотальную полемическую атаку на фрейдистский психоанализ с его «буржуазной эстетикой», «вагнерианством по случаю» и «возрожденным идеализмом» (Jurinetz, 1970 [1925], pp. 66, 69). Помимо Зигмунда Фрейда был поименован и подвергся персональной атаке один член РПО – Сабина Шпильрейн (ibid., p. 97). Следовательно, она была знаменитой, кем-то, кого нельзя было списать со счетов.

Некоторые современные авторы, в том числе россиянин Александр Эткинд, интерпретируют переезд Шпильрейн из Москвы в Ростов как отступление, подразумевая, что у нее не было интереса к участию в дискуссии её московских коллег о «фрейдизме», «рефлексологии» и «научном марксизме» (Etkind, 1996, p. 213). Опубликованное ниже письмо содержит другое сообщение. Шпильрейн пишет: «В конце концов, я также посчитала необходимым выступить в здешнем Обществе неврологии и психиатрии с докладом на тему рефлексотерапии и психоанализа» (см. ниже). По мнению Шпильрейн, существовало множество доказательств взаимосвязи психоанализа и марксизма, она вместе с A.Р. Лурией, М.А. Рейснером и Моисеем Вульфом была в числе ведущих советских психоаналитиков своего времени, которые считали объединение психоанализа и марксизма желательным или, по крайней мере, до некоторой степени полезным. В своем письме к Эйтингону Шпильрейн делает следующий вывод: «Учения Фрейда и Маркса вовсе не являются взаимоисключающими и могут мирно сосуществовать».

Также было бы неверно утверждать, что Шпильрейн начала самостоятельно обращаться к социалистической марксистской мысли и теории только по прибытии в Советский Союз. Она принадлежала к революционной молодежной организации, еще будучи ученицей Ростовской Екатерининской гимназии, и ее имя находится в списке девушек, владевших нелегальной революционной литературой (см. Мовшович, 2006). Более того, в ее теоретических работах также можно проследить направленное движение от ранней радикальной концепции переноса, используемой в статье «Деструкция как причина становления» (1912), к социально-психологическим и педагогическим формулировкам.

Ростов-на-Дону был более чем в тысяче километров от центра борьбы за власть в Москве. В то время деятельность Шпильрейн продолжала варьироваться. Она работала педологом в Ростовской профилактической амбулатории для школьников (педология, основанная на практике междисциплинарная наука о развитии ребенка, базировалась на педагогическом, психологическом, психогеническом и психоаналитическом подходах). В психиатрической поликлинике она наблюдала детей и взрослых. Ее энтузиазм в области исследований не утихал. В лекциях, курсах, публикациях и на конгрессах она утвердилась как преданный сторонник психоанализа во все более ожесточенной полемике о взаимоотношениях фрейдизма и марксизма. Нижеследующее письмо показывает, что, несмотря на все профессиональные и личные трудности, как ее вера в перспективы и ценности ее собственной работы, так и убежденность в жизнеспособности психоанализа, остались несломлены.

Письмо также затронуло личную тематику. До настоящего времени не было известно, что Шпильрейн болела малярией. В письме к Эйтингону она связывает это с реактивной депрессией, от которой страдала в течение всего предыдущего года, когда должна была, помимо прочего, заботиться о ребенке – 18 июня 1926 г. у Сабины Шпильрейн и Павла Шефтеля появилась вторая дочь, Ева. Сабина сообщает о внутреннем конфликте, при котором она не могла ни уехать сама, ни забрать с собой ребенка. Маленькая дочь стала главным препятствием, помешавшим ей принять участие в приближающемся конгрессе. Таким образом, ее «краткий отчет о положении психоанализа на Северном Кавказе» был нацелен на установление связей с коллегами на Западе и на получение автором письма поддержки в условиях болезненной изоляции: «Я страстно хочу встретиться со всеми вами...».


ЛИТЕРАТУРА


    1. Cronbach A. The psychoanalytic Study of Judaism. Hebrew Union College Annual, №8 – 9 (1931–32). pp. 605–733.
    2. Etkind A. Eros des Unmöglichen. Die Geschichte der Psychoanalyse in Rußland. Leipzig: Kiepenheuer, 1996 [1993].
    3. Jurinetz W. Psychoanalyse und Marxismus. In S. Bernfeld et al.: Psychoanalyse und Marxismus. Dokumentation einer KontroverseEinleitung von H.J. Sandkühler. Frankfurt a. M.: Suhrkamp, 1970 [1925]. pp. 66–136.
    4. Kloocke R. Mosche Wulff. Zur Geschichte der Psychoanalyse in Rußland und Israel.Tübingen: ed. Discord, 2002.
    5. Ljunggren M. Sabina and Isaak Spielrein. In F. Björling (ed.) On the Verge. Russian Thought Between the Nineteenth and the Twentieth Centuries. Lund: Lund University, 2001. pp. 79–95.
    6. Lobner H., Levitin V. A Short account of Freudism. Notes on the history of psychoanalysis in the UDSSR. Sigmund Freud House Bulletin, vol. 2. №1, (1978).  pp. 5–30.
    7. Nakhimovsky A. S. Russian-Jewish Literature and Identity: Jabotinsky, Babel, Grossmann, Galich, Roziner, Markish. Baltimore/London: The Johns Hopkins University Press, 1992.
    8. Ovcharenko V. Love, psychoanalysis and destruction. Journal of Analytical Psychology, vol. 44. № 3, July 1999. Trans. C. J. Wharton, 1999. pp. 355–373.
    9. Richebächer S. “Bist mit dem Teufel Du und Du und willst Dich vor der Flamme scheuen?” Sabina Spielrein und C.G. Jung: ein verdrängtes Skandalon in der frühen Psychoanalyse. In T. Sprecher (ed.), Das Unbewusste in Zürich. Literatur und Tiefenpsychologie um 1900. Zürich: NZZ Verlag, 2000. pp. 147–187.
    10. Richebächer S. Sabina Spielrein: «Eine fast grausame Liebe zur Wissenschaft». Biographie. Zürich: Dörlemann, 2005.
    11. Richebächer S. Sabina Spielrein – eine Pionierin von Psychoanalyse und Kinderanalyse. Psyche. Zeitschrift für Psychoanalyse und ihre Anwendungen. 63. Jg., Heft 6, June 2009 (Klett-Cotta), 2009a. pp. 589–610.
    12. Richebächer S. Sabina Spielrein. Un penseur moderne. Le Coq-Héron 197 (Erés), 2009b. pp. 19–31.
    13. Spielrein S. I. Tagebuch einer heimlichen Symmetrie – Sabina Spielrein zwischen Jung und Freud. ed. von A. Carotenuto. Freiburg i. Br.: Kore, 1986.
    14. Spielrein S. Sämtliche Schriften. Giessen: Psychosozial, 2002 [Reprint von Spielrein 1987].
    15. Spielrein S. Die Destruktion als Ursache des Werdens. In Spielrein, 2002 [1912]. pp. 98–143.
    16. Spielrein S. Kinderzeichnungen bei offenen und geschlossenen Augen. Untersuchungen über die unterschwelligen kinästhetischen Vorstellungen. In Spielrein, 2002 [1931] pp. 345–382.
    17. Spielrein S. Tagebuch und Briefe. Die Frau zwischen Jung und Freud, ed. von T. Hensch. Gießen: Psychosozial, 2003.
    18. Быховский Б.Е. О методологических основаниях психоаналитического учения Фрейда // Под знаменем марксизма, №11 – 12 (1923). с. 158–177.
    19. Волошинов В.Н. Фрейдизм. Критический очерк. М., Л.: Государственное издательство, 1927.
    20. Мовшович Е.В. Судьба Сабины Шпильрейн – пионера псиоанализа // Очерки истории евреев на Дону. Ростов-на-Дону: Донской издательский дом, 2006. с. 256–281.
    21. Овчаренко В.И. Вехи жизни Сабины Шпильрейн, 2004. URL http://spielrein.ru/site/node/19 [обращение 14.05.2015].





1 Ранее неизвестное письмо С.Н. Шпильрейн, опубликованное в конце этого вводного текста, было обнаружено Майклом Шрётером среди бумаг Макса Эйтингона (File No. 2972/9) в Государственном Архиве Израиля (Иерусалим) и предложено автору, Сабине Рихебехер для публикации. Впервые опубликовано: Luzifer-Amor. Zeitschrift zur Geschichte der Psychoanalyse, 21 (42), 2008: 65-74. Английский перевод Майкла Молнара: Psychoanalysis and History 18(1), 2016: 119–133. DOI: 10.3366/pah.2016.0180 © Edinburgh University Press and Sabine Richebacher www.euppublishing.com/journal/pah